Цитата:
Коментар від Borispol
В штатах смертная казнь ... наверное это не развитая страна.
|
Не во всех штатах. К тому же мы вели речь о порубанных руках.
Добавлено через 53 минуты
Украинка Елена Степная (Олена Степова) ведет хронику сумрачного луганского приграничья на своей странице в соцсети. Она описывает день за днем жизнь там, где нет власти и справедливости: на попавшей в эпицентр противостояния территории Луганской области. Пронзительные, полные боли и тепла рассказы Елены Степной вошли в книгу «Все будет Украина!», которая на днях увидела свет в издательстве «Дух i лiтера».
Школа
«Помните советскую песню, что постоянно звучала на школьных линейках, вот эту: „С чего начинается Родина, с картинки в твоем букваре, с хороших и верных товарищей, живущих в соседнем дворе“?!
Слова, кстати, к ней написал мой земляк Михаил Матусовский. Хорошая песня, пусть даже из советского прошлого, но хорошая.
Вот только сейчас думаю об обратном. О том, где и как заканчиваются гражданственность, Родина, дружба. Я думаю о том, как и почему становятся предателями своей земли, как и почему предают родных и близких людей. О том, как тонка грань между гражданином и человеком.
Детсад. Школа. Там мы проводим большую часть своей еще не сформировавшейся жизни. Учимся, делаем первые шаги к познанию, первые открытия, влюбляемся, радуемся первым победам, плачем от первых неудач. Никуда от этого не деться, но именно образовательные учреждения, школьные или дошкольные, являются кирпичиками не только знаний, но и воспитания гражданской позиции, любви к Родине, чувства единения со страной.
Раньше я об этом не думала. Мы вообще раньше редко думали о таких вещах, как патриотизм, национализм, гражданин, гражданское общество. Просто жили. Просто работали.
Я не задумывалась о том, что преподают моим детям в школе, как преподают?! Я привыкла выполнять свою работу качественно, не задумываясь о том, что кто-то может делать иначе. А вот сейчас стало очевидным: армия „Новороссии“ частично создавалась в школах Донбасса.
Мы доверяем своих детей учителям, и от того, что проповедует учитель, какую Родину он любит, во что верит, зависит и формирование гражданственности у детей.
Как оказалось, на Донбассе все это время у всех была своя Родина. Мы этого не замечали. Не замечали пренебрежительного „вы, что, ребенка в украинский класс отдаете? Зачем вам это?“ (нас переубеждали отказаться от обучения в украинском классе), „да выбрось ты эту тряпку“ (учитель ребенку о флаге), „Украина, разве это страна? Вот СССР была страна. А это так, недоразумение“ (об Украине).
Только сейчас, наблюдая конвульсии Донбасса, гибнущего от „русского мира“, я начинаю понимать, сколько поколений мы потеряли, как необходима нам реформа системы образования, как необходим нам крепкий национально-патриотический раствор, которым мы могли бы склеить наше общество…
Школа в этом году для нас была потрясением. Первый раз мы испытали его, узнав, что управлением образования города был подписан приказ о подготовке помещений общеобразовательных школ к проведению и организации референдума 11 мая 2014 года. Как потом пояснила начальник управления, она исполняла приказ мэра города. Но ведь могла и не исполнять, могла проявить свою гражданскую позицию.
Могли и директора школ отказаться и проявить свой патриотизм, но… Школы были украшены воздушными шарами соответствующих цветов (белый, красный, синий), праздничная музыка, праздничное настроение, директор в дорогом костюме, пожимающий руки ветеранам. Скоро, уже скоро, потерпите, и придут освободители, обещает он…
…Дети готовили на концерт, посвященный последнему звонку и прощанию со школой, украинский танец. Были заказаны костюмы, веночки, куплены вышиванки, связаны для оформления снопы из колосьев пшеницы, но танец был отменен по приказу директора как несоответствующий тематике выпускного праздника. Дети плакали.
Последний звонок. Нас на классном часу предупреждают: хотите аттестаты для детей — никакой украинской символики. И снова триколорные воздушные шары. На линейке нет флага Украины, нет гимна. Дети просто в школьных формах, пафосные речи представителей ТОВ „ДТЭК“, ветеранов и директора: „В России вам будут открыты все дороги, дорогие выпускники“.
В вышиванках под косыми взглядами окружающих, держа друг друга за руки, стоят, как на расстреле учительница английского и учительница украинского языков. Они уже написали заявления об увольнении.
На выпускном концерте, в конце, три выпускницы, а капелла, не поднимаясь на сцену, запели: „Рiдна мати моя, ти ночей недоспала, ти водила мене у поля край села“. Их прерывают громкой веселой музыкой, включенной по отмашке директора. Дети продолжают петь. К ним подходят мальчики и девочки, не много, человек девять из двух классов. Они держатся за руки и поют сквозь музыку, а по их взрослым лицам текут слезы. Мы плачем навзрыд, уже не сдерживаясь. Наши дети выросли, повзрослели, возмужали, и мы ими гордимся. Но такое чувство, что и мы, и они прощаемся не со школой, а с Украиной. Директор бледнеет, делает замечания, ведь в зале те, кто воевал за наше русское будущее. Мамы плачут с детьми и гордо говорят: но мы еще в Украине. В зале косые ухмылки, мол, это ненадолго…
…Первый звонок. Война. В городе не стреляют, но все с оружием. Мой младший ребенок, как назло, хочет в школу. Соскучилась за друзьями. Да и девичьи похвастуньки, новая ни разу не одетая вышиванка, купленная на самом Майдане, все лето пролежала в шкафу, и она хочет идти именно в ней. Объясняем, плачем. Она обнимает меня: „Мама, я понимаю, мы в оккупации, я понимаю, что это война, я буду осторожна“. Мой еще один повзрослевший ребенок.
Первого сентября нет цветов, нет линейки, нет музыки. Никто не поздравляет первоклассников. Учителя быстро, и прислушиваясь к звукам, разбирают детей, разводя их по классам.
В моем детстве учебный год начинался с урока мира. А у моей восьмиклашки первого сентября 2014 года первым уроком был урок войны. Детям рассказывали о бомбоубежище, взрывпакетах, минах, национальной гвардии, „которая убивает маленьких новороссов“, о фашистах, с которыми воюют уважаемые и присутствующие на уроке папы. Теперь их дети гордятся ими, а наши дети сидят в замешательстве.
Во взгляде своего ребенка читаю немой крик и протест. Я прикладываю палец к губам и закрываю глаза. Она кивает.
Мы идем из школы молча. Я плачу. Она даже не старается утешить. Молчит и делает свои выводы: „Мама, как хорошо, что я пошла в школу, теперь я знаю всех предателей. Это нам еще пригодится, правда?“ — „Да, мой взрослый партизан“, — киваю я.
Класс сразу разбивается на „своих“ и „своих“. У каждого теперь свои друзья, свои интересы. Мальчики рассказывают о боях, блокпостах, на которых стояли с братьями или отцами, показывают фото подбитой техники, фото с оружием. Девочки томно вздыхают: герои…
Учителя так же разделены на проукраинских и пророссийских. Но все разборки детей останавливают обе стороны педколлектива: в школе вы дети, говорят учителя, нет у нас ни сепаратистов, ни бандеровцев. Вот только почему-то пророссийские дети у пророссийских учителей получают оценки лучше, чем те, кто осмелился высказать свою позицию.
Удивительно, но об уроках и домашнем задании не напоминаю, ребенок учится с таким остервенением, что прямо страшно. Не могу подойти к компьютеру.
— Мама, мы все равно умнее „новороссов“, — хвастается она, — мы решили, что будем учиться, чтобы обогнать их, стать сильнее, мы ведь все равно выиграем.
„Привет бандеровцам!“ — это она по телефону здоровается с одноклассницей.
Мальчики приносят в школу патроны. Когда дети говорят об этом учителям, на них начинаются нападки. Оказывается, они, „укры“, оговаривают героев. Между детьми и учителями растет непонимание.
— Мама, у нас уволились еще пять проукраинских учителей, — младший ребенок все грустнее, — скоро нас некому будет защищать.
Потом еще одно увольнение и еще… А потом директор школы поставил коллектив перед фактом: надо писать заявления в „ЛНР“. Нет заявления, нет зарплаты, пусть вам „Укропия“ платит, веселился он, глядя на растерянные лица сотрудников. Так ушли остальные проукраинские учителя…
…Однажды у меня сильно разболелось сердце. Я не спала всю ночь, а утром жестко сказала, что в школу мы не идем пока. Я не знаю, почему я так решила. Скорее всего, так за меня решили ангелы. В этот день мальчики принесли в школу автомат. С полным рожком. Они нашли его возле школы, в схроне. Нож, автомат, балаклаву, шеврон „ЛНР“. Принесли директору. Сдать. Просто повезло, что дети были из благополучных семей. Я не знаю, пророссийских ли, проукраинских ли, просто спокойные дети, которые не стали наставлять автомат друг на друга, фоткаться, нажимать, клацать…
С того дня мы не ходим в школу. Мы занимаемся дистанционно, у ребенка усилилась тяга к знаниям. Читает запоем. Учит стихи.
Сейчас из школы уходят и пророссийские учителя. Хотя они больше не любители „Новороссии“, и даже не любители „русского мира“. Они обижены на директора (оформившего пенсию в Харькове, но поющего дифирамбы России), на мир, на власть, они теперь просто голодные и безработные люди.
Перед своей поездкой в Харьков директор школы дал приказ закрасить и содрать все украинские символы. В школьном холле большой Герб Украины содрать не получается, решили закрасить.
Директор наблюдает за несмелыми движениями техничек:
— Чего застыли, „укропки“? В ритме, в ритме, — суетится он. — А, — он ехидно щурится, его лицо осеняет широкая улыбка, — так, чтобы был ритм, поем. Что встали? Поем ваш „укропский“ гимн и сдираем, чтобы на дно и с песней, — он заливается смехом.
Технички переглядываются и шепчутся. Уже давно поговаривают, что у директора школы не все в порядке с головой, так как-то, что он рассказывает, наверное, даже журналисты раша-тв (российского телевидения), побоялись бы пересказать.
Все стоят в растерянности, стыдно, неудобно и горько. И вдруг несмело, вспоминая слова, чуть неправильно произнося их, начинает петь та, на которую никто бы не подумал, Ольга Ивановна. Она простая россиянка, не говорит на украинском. Живет здесь больше двадцати лет. Язык понимает, но говорит, как она смеется, „по-азировски“.
И вот в школьном, просторном холле испуганно и печально, под шорох валиков и запах краски, неровно ложащейся на символ Украины, начинает звучать:
— Ще не вмерла України нi слава, нi воля.
Гимн осторожно подхватывают другие уборщицы, находящиеся рядом:
— Ще нам, браття українцi, усмiхнеться доля.
Згинуть нашi вороженьки, як роса на сонцi,
Запануєм i ми, браття, у своїй сторонцi.
Их пение прерывает звонок и гул сбегающих ног. В холл спускаются дети, вышедшие на перемену. Кто-то из них начинает снимать, похохатывая и крича „Слава Новороссии“. Но кто-то подхватывает. И вот уже вместе с техничками звучат более звонкие и смелые детские голоса:
— Душу й тiло ми положим за нашу свободу,
i покажем, що ми, браття, козацького роду.
Станем, браття, в бiй кривавий вiд Сяну до Дону,
В рiднiм краю панувати не дамо нiкому;
Чорне море ще всмiхнеться, дiд Днiпро зрадiє,
Ще у нашiй Українi доленька наспiє.
Душу й тiло ми положим за нашу свободу,
i покажем, що ми, браття, козацького роду.
…В этом звенящем торжестве Украины, в организованном им самим безумии, с перекошенным лицом метался директор. Своей выходкой и приказом он хотел унизить тех, кто был вынужден его исполнить, а оказалось… Оказалось, что сломать можно все, кроме духа, настоящего украинского духа. Заплаканные, перемазанные краской технички обнимали поддержавших их деток.
„Новороссы“ быстро рассосались, ушли курить за школу, переменка-то заканчивалась, а уши пухли.
На следующий день директор школы с супругой отбыли в Харьков оформлять пенсию. Нет, это не пенсионный туризм, это „переселенцы“. Они, правда, не живут в Харькове, они просто „прописались“ у коллег-педагогов, также поддерживающих идеи „русского мира“. Но это другая история.
А Герб Украины все равно видно из-под краски. Он вырезан из тонкого полимера (или пластика) и наклеен на стену, и краска просто скрыла его цвета, оставив выпуклый, четко очерченный контур.
Так что на Донбассе „ще не вмерла України нi слава, нi воля“. Мы держимся! А когда победим, мы подумаем о реформе школы. Уже вместе с нашими взрослыми детьми, прошедшими через эту войну».